Поводырь - Страница 28


К оглавлению

28

— Воот, — подвинул он шкатулку ко мне. — В лавке у Хотимских нашел. Видно кто-то в залог оставил…

Под крышкой богато украшенной шкатулки пряталось чудо. Потрясающий серо-стальной, травленый лиственными узорами, револьвер. Сверху, рядом с прицельной планкой было выбито «J A COSTER IN HANAU». Оружие выглядело произведением искусства…

— Стреляли, Астафий Степанович?

— Что вы, Ваше превосходительство. Как же без Вас…

Вложил пистоль в предназначенную для него выемку. Подвинул шкатулку казаку:

— Постреляйте. Мне важно знать ваше мнение.

— Конечно, Герман Густавович, — было видно, как ему трудно расставаться с чудесной игрушкой. Отсрочка и та показалась ему подарком судьбы.

Вошла без стука суровая бабища с пивом и чашкой обжаренных с солью лесных орехов. А если бы я тут голым бегал? На чай не дал — буду воспитывать.

Степаныч умело разлил обильно пенящийся золотистый напиток по большим стаканам, больше походившим на маленькие вазы для цветов.

— За славный пистоль! — выдавил из себя казак. Выпили. Пожевал орехов. Гадость. Неужели кому-то может этот горько-соленый вкус нравиться? А вот пиво славное. Нечто подобное я, наверное, только в Гамбурге, в той жизни, и пробовал. Самое главное — не ощущалось отвратительного смолянистого привкуса, присущего Кузбасскому пиву, и слащавости Алтайских сортов. Мечта консерватора — классическое пиво.

— Давно хотел спросить, Астафий Степаныч. Как у нас чиновничья братия поживает?

— Воруют, Ваше превосходительство, — не задумываясь, только и успев утереть пену с усов, брякнул сотник.

— Гм… Вы так говорите, будто можете это доказать.

Пиво в вазе Безсонова уже кончилось. Движением бровей разрешил наполнить заново. Ну и мне подлить.

— Дык, как, Ваше превосходительство. Коли кто за руку поймать бы смог, так, поди, эти бы уже не крали. С этим-то у нас ох как строго! Коли словили, знать, уже каторгой если и отдеются…

— И как же воруют?

Пиво в том виновато было, или общее благодушное настроение, только сидел я за столом, слушал речь, словно сошедшего с картины, богатыря, и млел от восторга. Чуден свет и хватает в нем лжи, коварства и зла. А еще есть на белом свете такие вот бородачи, в сердцах которых все еще жива правда.

Оно так и в моем времени было. Будет… И мое время по уши наполнено грязью. Да только знаю одно: хороших людей все равно больше чем плохих. Стоит свернуть с шоссе, заехать в неказистую деревеньку или небольшой городок — туда, где нечего делить. Где о «нефтяных» распилах только по телевизору и видели, где главный злыдень — хозяин вино-водочного магазина. И сразу замечаешь — насколько они другие. Спокойнее, увереннее, чище… Говорят чуточку по другому, заботы их другие, беды кажущиеся наивными. И еще — они всегда готовы помочь. Потому что — а как же? Как перешагнуть упавшую от голодного обморока бабульку? Как не подать нищему, не помочь соседу… Они и соседей по именам знают!

Слушал сотника, наслаждался говором и знал — этот из таких. Их тех, кто знает имена соседей и здоровается с незнакомыми людьми. И большинство здесь, в этом мире, в моей Сибири — такие.

Пиво казаку понравилось. Уж он его и на просвет проверил, и понюхал, и на пену подул. Похоже, скользкая тема разговора его ни сколько не смущала.

— Дык ить всячески воруют, Герман Густавович, — не знаю объем рта у этого человеко-бегемота, но хлебнуть им медка я бы не отказался. Этап дегустации у Степаныча был успешно пройден, и кружка в полуштоф пустела в один глоток. — В губернии-то чай ученые люди собрались. То так придумают, то этак…

Позвал Артемку. Приказал тащить жбан побольше. Сотник на глазах совмещал несовместимое — время и пространство. Литры отличного напитка исчезали мгновенно. Но лишь та теория становится законом, что подтверждается многочисленными опытами. А у меня в кувшине уже дно просматривалось.

— Хотелось бы примеры.

Допил первую кружку и нагло вылил себе остатки. Казачок уже с добавкой бежит — вон по ступеням каблуками подкованными грохочет.

— Дык эта… господин губернатор. Оно мож и мне бы хотелось. Этих-то… примеров. Толька не ловили еще, штоб всем способ открылся.

Понятно. Считается, что чиновник должен воровать. Может быть, кто-то и крадет. Но чаще всего этого и не требуется — сами мзду несут. Как же вора не подмазать — он ведь и бумагу в руки не возьмет, побрезгует…

— И что же, так уж и богато в губернском правлении людишки живут?

— Да где же богато, — сморщился сотник. Это Артемка все пробку с бочонка вытянуть не мог, а у командира фаза сохнет… — Можа Фризель да столоначальники евойные и не бедствуют, а мелкие-то чинуши знамо рублям до полукопейки счет ведут.

— Фризель — это у нас кто?

— Павел Иваныч? Дык он, Герман Густавович, у вас председателем служит. Он и при Александре Дмитриче служил, а при Валериане Александровиче советничал…

— Я так понимаю, эти господа — мои предшественники на посту начальника губернии? И как бы вы их охарактеризовали?

— Герман Густавович, — укоряющее глянул Безсонов. — Я-то кто штоб господам генералам характеры сказывать? Мое дело казачье: бери шашку, скачи — воюй. А они кто?! Они начальство и енерал-майоры. Его превосходительство, Озерский, который Александр Дмитриевич — он нашим Томским инвалидным батальёном командовал в чине дивизионном. Во как! А мы при ём тока в распутицу в Томских казармах сиживали. Все боле по тракту ссыльных водили.

— Разве казачье это дело?

— Я так мыслю, Ваше превосходительство, што воинское это дело. Коли приказ даден, иво сполнять надобно.

28