— Фамилии?! Адреса?! Явки!? Кто что говорил? Бунтовать вздумали, сучьи дети?! — мама родная, Гера — фу. Гера! Стой, нельзя!!! Откуда это во мне? Отчего вдруг в глазах темень и слова злые — не мои? Пустяк же. Ну, брякнул кто-то, неподумав. Так Безсоновские люди и без Артемки могли возразить. Их-то я зря что ли прикармливал?
— Никак нет, Ваше превосходительство! — резко выпрямляясь, расправляя плечи и становясь смирно, гаркнул хорунжий. — От дурости только. От темноты сибирской!
— То-то же, — мне удалось-таки перехватить управление телом обратно. Но вспышку эту, острое чувство беспомощности в гневе и наглое, бесцеремонное вторжение Германа — запомнил навсегда. — А людям тем передай. Прежде чем судить, всегда разбираться надобно. Людей знающих выспросить…
Артемка выпрямил все-таки колени и, подобно брату, замер бледный, как свежее побеленная стена.
— А тебя, Артем, к себе возьму. Коли служить честно и не болтать лишнее слово дашь. И впредь запомни! Новый немчик — это не обидно. Так ведь назвали? Я и есть — немец, и батюшка с матушкой немцы. И начальник здесь новый. Выходит — и они правы.
Корниловы, мало по малу, приобретали нормальный цвет лиц. Только у старшего еще и глаза от удивления вылезали. Не часто, видимо, он в начальстве людей отыскивал.
— И вольно уже. Не на параде.
Братцы изменили стойку, но не расслабились. Старший резко пихнул, почти ударил младшего локтем в бок и тот скороговоркой оттарабанил клятву. После я милостиво отпустил обоих. Ивана — охранять мою ненаглядную тушку, Артема — за вещами. Денщик должен жить поблизости. Надеюсь, в гостинице найдется еще одна комната?
Перед уходом Артемка, как бы невзначай, сболтнул, что внизу, на улице, во внутреннем дворе мнется толпа господ чиновников в «изшитых глазырями» одеждах. В парадном — значит. И, правда — балбес балбесом мне достался, хоть и верный. Чего ж он, дурень, сразу-то не доложил?! Я конечно, роняя тапки, к встречающей делегации не побежал бы, но и время ожидания должно быть дозировано. Не слишком долго, чтоб не подумали что зазнаюсь, и не быстро — будто бы не уверен в себе.
Пришлось останавливать Артемку, давать тщательные инструкции и отправлять. Сначала к Гинтару — дай Бог он еще не ушел к Акулову, а потом к наряженным чиновникам. Чай не лето. Не хотелось мне на холодном ветру место, откуда растет хвост, морозить.
Пока Артемка бегал, переоделся в парадный мундир. Снова пожалел, что нет ордена. На темно-зеленом сукне что-нибудь яркое хорошо бы смотрелось… Сунул было револьвер в карман. Нет. Не фонтан. Полуторакилограммовая пушка перекашивала всю красоту на одну сторону. И кобуру поверх кафтана не нацепишь. Скроен он так, что сразу складками неуставными пойдет. И, блин, без него как-то… непривычно. Словно голый. Положил на стол, накрыл газетой. Сам встал рядом. Кивнул — «запускай» — заглянувшему денщику. Фух, ну Господи Благослови. Сам ведь, по доброй воле, в банку с пауками лезу!
Стали входить люди. Шептали Артемке у дверей и тот, сначала волнуясь и пуская «петухов», потом даже как-то скучно, кричал их должности, ранги и имена. Много имен и должностей. Много-много имен.
О некоторых я уже что-либо слышал. Другие впервые попали в зону моего внимания. Тот же статский советник Фризель — председатель губернского правления. Человек с равнодушными глазами и улыбочкой «ты хозяин — я дурак». Гера с трудом, но опознал в нем выпускника той же самой Императорской школы правоведения, что и мы закончили. Только Павлуша снял пыжиковую шапку, из-за чего нас в Петербурге и прозвали «чижики-пыжики», лет на пять раньше.
Главный налоговик, председатель казенной палаты, коллежский советник Михаил Алексеевич Гиляров — сурово сжатые губы прирожденного скупердяя. Бои за бюджет обещали стать серьезным испытанием.
Надворный советник Павел Осипович Козлов — председатель губернского суда. Очень многие будущие губернаторы и наместники начинали карьеру с этого поста. И еще у большего их числа — губернский суд становился тупиком. Козлов никуда не стремился. Козлов выполнял распоряжения и старался ни с кем не поссориться. Судить — значит выбирать чью-то сторону. Как можно было на этакой-то должности не нажить врагов, лично мне было совершенно непонятно.
Прямая противоположность Козлову — надворный советник Василий Константинович Гусев — губернский прокурор. Из прокуроров не меньше губернаторов чем из судей. Если выяснится, что у Васеньки все в порядке со столичной крышей, и он водит дружбу с томским полицмейстером — первейшая кандидатура на организатора покушение на меня.
Ага! А вот и он — барон Александр Адольфович Пфейлицер-Франк, глава полиции губернского центра. По большому счету — начальник краевого полицейского управления. Только нет еще в Российской Империи такой структуры. И, Слава Богу, иначе барон вообще неуправляемым бы сделался. А так, под моим чутким руководством и серьезной угрозой со стороны беглого Караваева — станет шелковый.
Начальники отделов Канцелярии Губернского Совета — их-то зачем притащили? Столоначальники всех трех отделений — к этим присмотримся. Чаше всего начальники отделов — главные рабочие лошадки любых администраций. Все течет, все изменяется. Падают вслед за своими «крышами» высокие начальники. Ветер времени выносит на верх новых и новых, а отделы продолжают работать. Их боятся трогать, их любят представители всех партий и течений. Они — воплощение бюрократии и без их, не видимой из мягкого кресла, работы рухнет любая, сколь угодно хитро продуманная структура управления.