Поводырь - Страница 72

Зато для меня, исправляющего должность начальника губернии — то есть исполняющего обязанности гражданского губернатора — в схеме предназначено было даже не кресло. Трон! С пьедесталом, как у памятника головы Ленина в Улан-Уде! И примерно с такой же доступностью для рядовых обывателей, как у бриллиантов из Алмазного фонда Кремля. А я-то еще удивлялся, от чего многие люди, с кем я пытался разговаривать по-человечески, попросту в ступор впадали. Оказывается, сам факт, что я изволил к ним близко подойти, сравним с явлением Царицы Небесной на облаках, верхом на белом коне и с черным знаменем Анархии в руках. Что-то из области очевидного, но совершенно невероятного.

Об отчетности губернатора и различных департаментов разным министерствам, я уже говорил. Теперь скажу о моих правах. Иначе, вы можете не понять, почему совещание в моем новом кабинете прошло так, как прошло.

Главы не подчиняющихся напрямую Министерству Внутренних Дел губернских чиновников, имели особый, «коронный» статус. То есть, на свои должности они были назначены Высочайшим Повелением. Но давайте зададим коварный вопрос: а откуда Его Императорское Величество вообще узнал о существовании какого-нибудь господина надворного советника Печенюшкина? Сколько таких, Печенюшкиных, по России-матушке? Десятки или сотни тысяч в десятке ведущих министерств? Процентов пять из них служат какими-нибудь управляющими или председателями, и, по сути, являются назначенными самим царем по поданным спискам. Это, вроде как выборы в депутаты по партийным спискам в России двадцать первого века. Избиратели отдали голос всей партии, а вот кто именно заселится в государственную столичную квартиру — решает узкий круг лиц, весьма приближенных к так называемому политическому лидеру. Часть мест получают таблоиды — легко узнаваемые, знаменитые люди, радостно смотрящие с плакатов и листовок этого самого политического объединения. Другую часть — господа особо указанные спонсорами весьма дорогостоящих выборных кампаний. Оставшийся хвостик — партийные функционеры, легко управляемые и заведомо преданные товарищи.

В Российской Империи «коронные» чиновники тоже назначались по спискам, которые подаются Государю заведомо верными короне либо просто приятными в общении господами. Чаще всего — министрами. Но им, министрам, сведения-то подаются канцелярией губернского правления. А вот это уже вотчина губернатора. Получается, что формально я не имел права как-либо влиять на этих господ, но опосредованно мог сотворить с ними все что угодно.

Гера рассказывал что, будто бы бывали случаи, когда особо дотошные правдолюбцы, как он выразился — «вступали в конфронтацию» с начальником губернии. Лезли куда попало, и, потрясая толстенным «талмудом» Законов Российской Империи, требовали соблюдения каких-то прав. Эти наивные «крапивные души» подрывались на втором аспекте прав и обязанностей губернатора. Ибо я, даже будучи исправляющим должность начальника губернии, Высочайшим Указом назначен быть высшей государственной властью, представителем царя и «смотрящим» за общественным порядком и благонадежностью. И любой, взявший в руки пачку бумаги более тяжелую, чем признанную мной безопасной, мог быть объявлен неблагонадежным возмутителем порядка и отправиться в места не столь отдаленные рассказывать о правах медведям.

Только у этой монеты была и обратная сторона. Примерно тоже самое мог сотворить уже и со мной и генерал-губернатор. Что, как вы понимаете, совершенно невозможно, если в ответ на такой шаг, он сам получил бы палкой по голове от какого-нибудь высокопоставленного господина из столицы.

Уравновешивающим грузом для этой взрывоопасной схемы взаимного бесправия стало рождение системы «крыш» и «папиков». Каждый, абсолютно каждый — от последнего писаря четырнадцатого разряда, до Его высокопревосходительства, канцлера Империи, имели над собой кого-то, кто гарантировал им относительно спокойное положение. Бывало «крышеватель» и вовсе не имел никакого отношения к ведомству «крышуемого», оказывая влияние на нужных людей каким-либо иным способом. Тот же губернатор, имеющий «интерес» в неких торговых предприятиях, скорее всего, благожелательно выслушает просьбочку банкира, где его фирмы обслуживаются…

В общем, не понаслышке зная о современной — второй половины девятнадцатого века — системе и будучи профессиональным администратором века двадцать первого, я ни сколько не опасался какого-либо противодействия своим идеям, пожеланиям и распоряжениям. Честно говоря, был соблазн, неожиданно горячо поддержанный Герочкой, стукнуть кулаком по столу и заявить, что теперь будет вот так и не иначе. Пришлось даже, разглядывая Большую Генеральную карту Томской губернии — рисованную от руки, наиновейшую, даже на мой искушенный взгляд — весьма точную, повешенную на стену в моем новом кабинете, объяснятся с душевным партизаном на предмет общей политики управления.

Еще в армии, один хороший человек объяснил мне разницу между начальником и командиром. По его словам — начальник — это офицер отдающий приказы. И все. Командир же — это офицер, строгий, но справедливый, отдающий приказы, которые ПОДЧИНЕННЫЕ В СОСТОЯНИИ ВЫПОЛНИТЬ!!! Таких солдаты любят и стараются лишний раз без повода не раздражать.

Запомнил на всю жизнь, но редко применял это правило в административной работе. Раньше. В другой жизни. Просто — плевать было, начальником меня считают или командиром.

Сейчас — другое дело. В этой, второй жизни, это стало важным. Слишком велика была задача, которую я сам себе поставил, чтоб тратить время на «тихую войну» с собственными подчиненными. Мог ведь наорать, стращать начать, ногами топать, когда не обнаружил над столом портрета Александра II. Но нет. Сдержанно пожурил, выразил уверенность, что уже завтра все будет исправлено и Самодержец Российский ликом Своим подчеркнет присутствие Власти в моем лице.