Поводырь - Страница 85

Наверное, нужно объяснить, зачем я затеял эти разъезды. Конечно, в первую очередь — ради безопасной торговли. Но были причины и вторая и третья. Вторая — это сохранение покрывающегося мхом в казармах казачьего полка. По словам Безсонова, уже сейчас молодняк нет смысла ни чему учить, ибо применить науку им будет негде. У меня же на боеспособный кавалерийский отряд были обширные планы. Ну, и третья — моя будущая программа переселения. Кто лучше старожилов-казаков встретит караваны из России, поможет освоиться, даст первые сведения о крае? Главное, чтоб казачки хотели это делать — а это я и пытался организовать.

Попробовал завести серьезный разговор с Суходольским. Тот замкнулся, как улитка в раковине, аж взбесил. До крика дошло. Хорошо хоть, одни мы в моем кабинете находились. А то неудобно бы вышло. Майор — седой уже, в отцы мне годится, а я на него голос повысил.

Но ор мой зря не пропал. Зацепил чем-то этого выпускника института Инженеров Путей сообщения. Ох как он на меня глазами сверкал. Главное — молча. Но, когда я приказал ему готовить первую сотню к путешествию в Чуйскую степь, отобрав прежде пятьдесят добровольцев, желающих переселиться туда с семьями, кивнул.

— И вот еще что, Викентий Станиславович, — сбавил я обороты. — Я слышал о вас, как о замечательном военном строителе. Мне говорили, люди Бога за вас молили, когда редуты их от смерти сберегли. Была у меня надежда, что и дорогу великую к Чуе вы построить смогли бы. Так что идите, и подумайте. Коли хотите, чтоб имя ваше в веках осталось, так вместе с сотней готовьтесь выдвигаться. А ежели не найдется больше пороха в пороховницах…

Лисован неловко поднялся, коротко поклонился и вышел. И снова — молча. Ну и кто он после этого?

А вот кто я, чего хочу и каким образом намерен этого достичь, мы с Кузнецовым и Василиной на всю губернию крикнули. Трижды статью переписывали, пока не получилось именно то, чего я желал. Был там один спорный момент… Это, конечно, я настоял, чтоб в тексте появилась фраза о том, что Его Императорское Величество заинтересован в развитии Томской губернии, и мы, как верноподданные, обязаны Его Высочайшую волю исполнить. Коля Кузнецов даже карандаш перекусил:

— Отважный вы, Герман Густавович, — дернул он подбородком. — Высочайшим Именем говорить, такое не каждый сможет. Кое-кому это может не понравиться…

— Пусть этот кое-кто попробует сказать, что Александр Освободитель НЕ заинтересован в развитии своей страны. Я его быстренько на беседу в третье отделение спроважу.

— Если только вы в этом смысле…

Сказать, что статья наделала шума — это ничего не сказать. Начать хотя бы с того, что целый день большая часть чиновничьей братии прислушивалась к шагам на лестнице, в ожидании, когда же за мной придут суровые господа из жандармерии. Кретковский и пришел. Правда, совершенно по другому поводу, но свидетелем его ухода оказалось чрезвычайно много любопытствующих.

А заглядывал Киприян Фаустипович с просьбой. И предложением. Умнейший все-таки человек — быстро осознал простую мысль: со мной только так и нужно. Правда, до Штандартерфюрера Исаева ему еще ох как далеко. Ну, зачем он начал с предложения?

— Здравия желаю, Ваше превосходительство, — бесцветно проговорил он и положил передо мной лист гербовой бумаги с печатями и размашистой подписью царя. — Ознакомьтесь.

Каллиграфическим почерком, с вензелями и завитушками, в Высочайшем рескрипте указывалось к исполнению Управлению Жандармерии по Сибирскому надзорному округу, что «дабы общественный порядок и спокойствие хранить» ссыльных поляков из штатных городов и селений Алтайского Горного округа — убрать и в другие земли Государевы переселить. Но не это главное! Самым вкусным, ради чего, собственно, Кретковский и начал торговлю, в документе было: «ссыльных поселенцев причисленных к крестьянскому сословию, мещан и прочих наших подданных селить в землях доселе пустующих. Землею наделять согласно Закону, на усмотрение Томского губернского правления и гражданского губернатора».

Жандарм выжидающе смотрел на меня. Пришлось делать постную морду лица и жать плечами.

— Не было печали, купила баба порося…

— Что, простите?

— Я говорю — повеление Его Императорского Величества будет исполнено.

— Это оно, конечно, Ваше превосходительство, — хмыкнула крысиная мордашка. — Да неужто вам-то, с вашими прожектами несколько тысяч умелых рук лишними станут?

— Мне-то — нет, конечно, господин майор. Только что-то я и между строк того не вычитал, что эти тысячи из Горного округа вывести дозволяется. А с горным начальством я дел никаких иметь не желаю…

— Ой ли, господин губернатор. А дорогу к Чуйской степи и на Чулышман селениями обставлять — вы каким образом намеревались? Я имею достоверные сведения, что вдоль границы будущей, вы, Ваше превосходительство, казачьи станицы поселить имеете намерение. Хоть и инородцами Алтайскими те земли за свои посчитаны…

— Мало ли. Подвинутся…

— И снова не смею с вами спорить. Граница — дело святое, и никто кроме казаков с охранением ее не совладает… Да только, ежели юг Алтая землицей прирастет, да людом христианским наполнится, то и Государь к увещеваниям приближенных своих прислушается. В горном отношении холмы те пусты и интереса для министерства уделов не представляют. Отчего же в Томское гражданское правление их не отдать?

— Дадите слово?

Майор нервно дернул подбородком и взялся за спинку стула.

— Вы позволите?

— Присаживайтесь.